Неточные совпадения
— Соберитесь с всеми силами души, умоляйте отца, бросьтесь к его ногам: представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую близ хилого и развратного старика, решитесь на жестокое объяснение: скажите, что если он останется неумолим, то… то вы найдете
ужасную защиту… скажите, что богатство не доставит вам и одной минуты счастия; роскошь утешает одну бедность, и то с непривычки на одно мгновение; не отставайте от него, не пугайтесь ни его
гнева, ни угроз, пока останется хоть тень надежды, ради бога, не отставайте.
Я стоял с книгой в руках, ошеломленный и потрясенный и этим замирающим криком девушки, и вспышкой
гнева и отчаяния самого автора… Зачем же, зачем он написал это?.. Такое
ужасное и такое жестокое. Ведь он мог написать иначе… Но нет. Я почувствовал, что он не мог, что было именно так, и он только видит этот ужас, и сам так же потрясен, как и я… И вот, к замирающему крику бедной одинокой девочки присоединяется отчаяние, боль и
гнев его собственного сердца…
Она сильно ударила по клавишам, и раздался громкий крик, точно кто-то услышал
ужасную для себя весть, — она ударила его в сердце и вырвала этот потрясающий звук. Испуганно затрепетали молодые голоса и бросились куда-то торопливо, растерянно; снова закричал громкий, гневный голос, все заглушая. Должно быть — случилось несчастье, но вызвало к жизни не жалобы, а
гнев. Потом явился кто-то ласковый и сильный и запел простую красивую песнь, уговаривая, призывая за собой.
Эта милость не совсем обрадовала Серебряного. Иоанн, может быть, не знал еще о ссоре его с опричниками в деревне Медведевке. Может быть также (и это случалось часто), царь скрывал на время
гнев свой под личиною милости, дабы внезапное наказание, среди пира и веселья, показалось виновному тем
ужаснее. Как бы то ни было, Серебряный приготовился ко всему и мысленно прочитал молитву.
Сраженный вдруг молвой
ужасной,
На зятя
гневом распалясь,
Его и двор он созывает:
«Где, где Людмила?» — вопрошает
С
ужасным, пламенным челом.
После этого был найден автор стихотворения — это был кадет Рылеев, на которого добрейший Бобров тут же сгоряча излил все свое негодование, поскольку он был способен к
гневу. А Бобров при всем своем бесконечном незлобии был вспыльчив, и «попасть в стихи» ему показалось за
ужасную обиду. Он не столько сердился на Рылеева, как вопиял...
Примет жизнь его жертву или с
гневом отвергнет ее как дар жестокий и
ужасный; простит его Всезнающий или, осудив, подвергнет карам, силу которых знает только Он один; была ли добровольной жертва или, как агнец обреченный, чужой волею приведен он на заклание, — все сделано, все совершилось, все осталось позади, и ни единого ничьей силою не вынуть камня.
Случай, который при всяких других обстоятельствах следовало бы признать
ужасным, пришел на помощь сгорающим от бессильного
гнева и стыда старейшинам города.
Это было для пас
ужасное открытие! Мы и не заметили, что он уже пришел. Когда же это случилось? Мы всё еще просили «отвратить праведный
гнев, на ны движимый», и напитать людей, «яко же птицеми онеми», а тут уже все кончено: готово созревшее поле, на котором «стоит колос от колоса так, что не слыхать человеческого голоса, а сжатый сноп от снопа — день езды»…
Но отец поймал его движение и, схватив за плечо, поставил его прямо перед собою. Лицо отца горело. Глаза метали искры. Я не узнавала моего спокойного, всегда сдержанного отца. В нем проснулся один из тех
ужасных порывов
гнева, которые делали его неузнаваемым.
Вслед за этим он входит в бешеный
гнев, говорит, что сделает что-то
ужасное, чтобы отомстить дочерям, но плакать не будет, и уходит.
Иоанн-младой старался скрадывать шорох шагов своих, чтобы не оскорбить им слух отца в такое время, когда малейшее неловкое впечатление могло разрядить
ужасную вспышку
гнева.
То клялся он
ужасною местью отомстить врагу за насмешку и тотчас отступал от своего намерения, страшась подвергнуть бедную княжну стыду и унижению,
гневу государыни и бог знает какой несчастной участи.
Давно уже не припоминал я этих
ужасных подробностей, почти стертых рукою времени; и теперь, восстановляя их перед потрясенными слушателями, не хотевшими верить, что такие ужасы возможны, я чувствовал, как бледнело мое лицо и волосы шевелились на моей голове. В тоске и
гневе я поднялся с кресла и, выпрямившись во весь рост, воскликнул...
Про Христа, выгнавшего из храма быков, овец и продавцов, должны были говорить, что он кощунствует. Если бы он пришел теперь и увидал то, что делается его именем в церкви, то еще с большим и более законным
гневом наверно повыкидал бы все эти
ужасные антиминсы, и копья, и кресты, и чаши, и свечи, и иконы, и всё то, посредством чего они, колдуя, скрывают от людей бога и его учение.